История — другое. Уистен Хью Оден.
Есть два основных типа хорошей поэзии. Первая - идет легко, стразу попадая в ум, душу, в сердце, не оставляя места для раздумий (Пушкин). Чтобы оценить другую (Бродский) — ее надо читать медленно, вдумываясь в оттенки смыслов.
Наверно потому всегда интересно читать переводную поэзию. Можно устать, пока проберешься через смыслы и оттенки, но и катарсис, как награда — куда больше. Вообще, лучший способ читать стихи — это переводя их. Вдумываясь в смысл, в то, что хотел сказать автор. Наверно, именно об этом в тайне мечтают любые авторы — чтобы их читали медленно, вдумываясь, находя те оттенки смысла, которые вкладывал автор, а иногда что-то добавляя собственное...
Самюэлю Кольриджу приписывают фразу о том, что, что поэзия - это самые лучшие слова, поставленные в наилучшем порядке. Когда поэзия создана на другом языке, ее можно передавать так, что при переводе мозг доделывает за автора часть работы — и иногда получается не хуже, чем на языке оригинала.
Особенно, когда автор не дурак, и через поэзию он говорит — то, что иным путем говорить сложно, не принято или даже неприлично.
Может ли быть простой поэзия - у человека, который думает таким образом?:
""""Странно, что все стремятся отождествить себя с Гамлетом, даже актрисы, — Сара Бернар умудрилась сыграть Гамлета, и я рад сообщить, что во время спектакля она сломала ногу...."""
""""Если принимать во внимание познания Яго, он должен быть святым. Есть нечто знаменательное в том, что Яго единственный из персонажей пьесы обнаруживает знание Священного Писания. "Я — не я" — говорит он. Яго рассуждает о добродетели как богослов. По сути, в его речах множество теологических призвуков и аллюзий. Мне кажется, что в Яго Шекспир создал замечательный образ негодяя, как святого - наизнанку. Возможно, это звучит дико. Но Шекспир был совершенно прав, рисуя такой портрет, потому что у святого и у злодея очень схожая психология. У обоих этика и эстетика почти сливаются воедино. И тому, и другому присуща отстраненность и свобода в человеческих отношениях; и в том, и в другом очевидно отсутствие условностей и мотивов, которые волнуют и властвуют над большинством из нас.""""
""""Большинство актеров, исполняющих роль Яго, невыносимы, потому что они играют мрачного, отпетого злодея, так что им никто не верит. А Яго должен быть человеком простым и неприметным, совершенно заурядным, одним из тех, кого нынче набирают в спецслужбы, «честным парнем», который таков, каков он с виду. И однако все в пьесе должно подчиняться его воле.""""
Это лекции Уистена Хью Одена американца норвежского происхождения. И его умный оценки и парадоксальные суждения бывают не менее интересны, чем его поэзия.
""""Интересно, почему любители музыки готовы слушать одну и ту же вещь по много раз, а профессионалу каждый раз подавай что-то новое? В то время как в литературе все наоборот - любители ищут новое, а профессионал перечитывает старое. """"
""""Достоевский со своим панславизмом - неподражаемый, порочный гений. Вот почему он так мне нравится: он изумительно порочен.""""
Стихи Одена — это магия наоборот. Если у стихов и существует какая-то цель, то у Одена она состоит в том, чтобы, говорить правду, отрезвлять людей и избавлять их от иллюзий.
Для него поэт — никогда не герой, нигде не романтик, возвышенное в поэте — это скорее недоразумение. Автор в его мире — это тот, кто находит новые пути для иссследования, чтобы дать новый взгляд на окружающую действительность.
У Одена — поэзия это практически полное отсутствие романтизма, молчание, холодный душ, после истерического опьянения, собранные в пучок мысли.
Поэт может быть кем угодно, может, работать на систему, как Евтушенко, и целоваться с ней взасос, воспевая ее, поэт может голосовать, строить дома, дороги, дамбы и каналы.
Но суть поэзии по Одену - показать окружающий мир, как этакую химеру заблуждений. Возможно, мир без возвышенного, без высоких чувств — беден, но Оден своеобразен тем, что для него пустота и размышления — более важны, чем деньги, медь и фанфары. Он никого не старается обмануть и не желает сам обманываться. Классицизм к которому иногда относят критика Одена — это скорее свет невероятно мудрого чувака-отшельника, к которому можно обратиться за советом в сложной ситуации.
РАВНИНЫ
Я запросто себя воображу
На старость лет унылым попрошайкой
В питейном заведении в порту.
Я запросто представлю, как опять,
Подростком став, в углу кропаю вирши,
Чем непроизносимей, тем длинней.
Лишь одного не в силах допустить:
Не дай мне бог стать жителем равнины.
Чудовищно представить эту гладь --
Как будто дождь сровнял с землею горы, --
Лишь каменные фаллосы церквей
Ждут разрушенья, словно пробужденья.
Субстанция пологой пустоты,
Слепая полость в глиняном кувшине,
И гравий -- как гранит или асфальт --
Бесполостью калечащий пространство.
А как расти, где все кругом равно?
В предгорьях веришь в горы; в самом нищем
Ущелье -- по течению реки
Спуститься можно в поисках сокровищ.
Здесь ничего подобного: орел
И решка -- вот для гения весь выбор.
Сдуй фермы с мест -- как тучи поплывут.
Того и жди сюда чужого флота!
Любовь? Не в здешнем климате. Амур,
Овидием описанный проказник,
В раю аркадском будь хоть трижды слеп,
Здесь от жары и холода прозреет.
Равнинным несгибаемых матрон
Не распатронить, если не решила
Умножить население страны
Соитьем в темноте, но не вслепую.
Но и чем климат круче здешний Кесарь.
Он аки коршун кружит наверху.
Где горы, там порой сорвется мытарь,
Где лес, порой подстрелят лесника, --
И не ударит молния в смутьяна.
А на равнине стражи тут как тут:
Придут, распнут -- и прочь... Но можно выпить.
Поколотить жену. И помолиться.
Из захолустья родом (с островков,
Где жульничество пришлых канонерок
Толковый парень мигом в толк возьмет),
На рандеву с историей выходят
Герои на равнину. Полумесяц
Побит крестом. У мельниц ветряных
Крыла недосчитался император,
А самозванец рухнул в поле ржи.
Будь жителем равнины я -- питал бы
Глухую злобу ко всему вокруг, --
От хижин до дворцов, -- и к живописцам,
Апостола малюющим с меня,
И к пастырям, пред засухой бессильным.
Будь пахарем я, что б меня влекло,
Как не картина истребленья градов
И мраморов, потопленных рекой?
Лишь в страшном сне -- точней, в двух страшных снах,
Я вечно обитаю на равнине:
В одном, гоним гигантским пауком,
Бегу и знаю -- он меня догонит;
В другом, с дороги сбившись, под луной
Стою и не отбрасываю тени --
Тарквинием (и столь же одинок
И полн посткоитальною печалью).
Что означает, правда, что страшусь
Себя, а не равнин. Ведь я не против
(Как все) повиноваться и стрелять --
И обитать в пещере с черным ходом.
Оно бы славно... Хоть и не могу
Поэзией наполнить эти долы,
Да дело-то, понятно мне, не в них,
Да и не в ней... Поэзия -- другое.
Казалась бы причем здесь История?
Но История как мы ее знаем — это и есть поэзия.
Сборник романтических и абсолютно не критических размышлений — о мире, о прошлом, с попытками сделать обобщения — на настоящее, в будущее.
История - это те самые "равнины" из приведенного выше стихотворения.
Всемирная История (и история любой страны) это сборник политизированного бреда, с выводами, с нравоучениями. Гете работал на Власть, Пушкин, Пастернак, Ахматова, все принимали участие в создании того романтического бреда, который окружает нас повсюду. Но перед тем как использовать романтический бред — в важный делах — нужно знать настоящую цену этому бреду и красоте замысла «Поэтов», которые создали романтическую теорию о Прошлом.
Не сделаешь правильных выводов - не заметишь, как тебя затащат на войну, как обнаружишь себя на баррикадах... Надо отделять объективность — от пропаганды, умные мысли — от дешевого треша.
"История — другое"...
Наверно потому всегда интересно читать переводную поэзию. Можно устать, пока проберешься через смыслы и оттенки, но и катарсис, как награда — куда больше. Вообще, лучший способ читать стихи — это переводя их. Вдумываясь в смысл, в то, что хотел сказать автор. Наверно, именно об этом в тайне мечтают любые авторы — чтобы их читали медленно, вдумываясь, находя те оттенки смысла, которые вкладывал автор, а иногда что-то добавляя собственное...
Самюэлю Кольриджу приписывают фразу о том, что, что поэзия - это самые лучшие слова, поставленные в наилучшем порядке. Когда поэзия создана на другом языке, ее можно передавать так, что при переводе мозг доделывает за автора часть работы — и иногда получается не хуже, чем на языке оригинала.
Особенно, когда автор не дурак, и через поэзию он говорит — то, что иным путем говорить сложно, не принято или даже неприлично.
Может ли быть простой поэзия - у человека, который думает таким образом?:
""""Странно, что все стремятся отождествить себя с Гамлетом, даже актрисы, — Сара Бернар умудрилась сыграть Гамлета, и я рад сообщить, что во время спектакля она сломала ногу...."""
""""Если принимать во внимание познания Яго, он должен быть святым. Есть нечто знаменательное в том, что Яго единственный из персонажей пьесы обнаруживает знание Священного Писания. "Я — не я" — говорит он. Яго рассуждает о добродетели как богослов. По сути, в его речах множество теологических призвуков и аллюзий. Мне кажется, что в Яго Шекспир создал замечательный образ негодяя, как святого - наизнанку. Возможно, это звучит дико. Но Шекспир был совершенно прав, рисуя такой портрет, потому что у святого и у злодея очень схожая психология. У обоих этика и эстетика почти сливаются воедино. И тому, и другому присуща отстраненность и свобода в человеческих отношениях; и в том, и в другом очевидно отсутствие условностей и мотивов, которые волнуют и властвуют над большинством из нас.""""
""""Большинство актеров, исполняющих роль Яго, невыносимы, потому что они играют мрачного, отпетого злодея, так что им никто не верит. А Яго должен быть человеком простым и неприметным, совершенно заурядным, одним из тех, кого нынче набирают в спецслужбы, «честным парнем», который таков, каков он с виду. И однако все в пьесе должно подчиняться его воле.""""
Это лекции Уистена Хью Одена американца норвежского происхождения. И его умный оценки и парадоксальные суждения бывают не менее интересны, чем его поэзия.
""""Интересно, почему любители музыки готовы слушать одну и ту же вещь по много раз, а профессионалу каждый раз подавай что-то новое? В то время как в литературе все наоборот - любители ищут новое, а профессионал перечитывает старое. """"
""""Достоевский со своим панславизмом - неподражаемый, порочный гений. Вот почему он так мне нравится: он изумительно порочен.""""
Стихи Одена — это магия наоборот. Если у стихов и существует какая-то цель, то у Одена она состоит в том, чтобы, говорить правду, отрезвлять людей и избавлять их от иллюзий.
Для него поэт — никогда не герой, нигде не романтик, возвышенное в поэте — это скорее недоразумение. Автор в его мире — это тот, кто находит новые пути для иссследования, чтобы дать новый взгляд на окружающую действительность.
У Одена — поэзия это практически полное отсутствие романтизма, молчание, холодный душ, после истерического опьянения, собранные в пучок мысли.
Поэт может быть кем угодно, может, работать на систему, как Евтушенко, и целоваться с ней взасос, воспевая ее, поэт может голосовать, строить дома, дороги, дамбы и каналы.
Но суть поэзии по Одену - показать окружающий мир, как этакую химеру заблуждений. Возможно, мир без возвышенного, без высоких чувств — беден, но Оден своеобразен тем, что для него пустота и размышления — более важны, чем деньги, медь и фанфары. Он никого не старается обмануть и не желает сам обманываться. Классицизм к которому иногда относят критика Одена — это скорее свет невероятно мудрого чувака-отшельника, к которому можно обратиться за советом в сложной ситуации.
РАВНИНЫ
Я запросто себя воображу
На старость лет унылым попрошайкой
В питейном заведении в порту.
Я запросто представлю, как опять,
Подростком став, в углу кропаю вирши,
Чем непроизносимей, тем длинней.
Лишь одного не в силах допустить:
Не дай мне бог стать жителем равнины.
Чудовищно представить эту гладь --
Как будто дождь сровнял с землею горы, --
Лишь каменные фаллосы церквей
Ждут разрушенья, словно пробужденья.
Субстанция пологой пустоты,
Слепая полость в глиняном кувшине,
И гравий -- как гранит или асфальт --
Бесполостью калечащий пространство.
А как расти, где все кругом равно?
В предгорьях веришь в горы; в самом нищем
Ущелье -- по течению реки
Спуститься можно в поисках сокровищ.
Здесь ничего подобного: орел
И решка -- вот для гения весь выбор.
Сдуй фермы с мест -- как тучи поплывут.
Того и жди сюда чужого флота!
Любовь? Не в здешнем климате. Амур,
Овидием описанный проказник,
В раю аркадском будь хоть трижды слеп,
Здесь от жары и холода прозреет.
Равнинным несгибаемых матрон
Не распатронить, если не решила
Умножить население страны
Соитьем в темноте, но не вслепую.
Но и чем климат круче здешний Кесарь.
Он аки коршун кружит наверху.
Где горы, там порой сорвется мытарь,
Где лес, порой подстрелят лесника, --
И не ударит молния в смутьяна.
А на равнине стражи тут как тут:
Придут, распнут -- и прочь... Но можно выпить.
Поколотить жену. И помолиться.
Из захолустья родом (с островков,
Где жульничество пришлых канонерок
Толковый парень мигом в толк возьмет),
На рандеву с историей выходят
Герои на равнину. Полумесяц
Побит крестом. У мельниц ветряных
Крыла недосчитался император,
А самозванец рухнул в поле ржи.
Будь жителем равнины я -- питал бы
Глухую злобу ко всему вокруг, --
От хижин до дворцов, -- и к живописцам,
Апостола малюющим с меня,
И к пастырям, пред засухой бессильным.
Будь пахарем я, что б меня влекло,
Как не картина истребленья градов
И мраморов, потопленных рекой?
Лишь в страшном сне -- точней, в двух страшных снах,
Я вечно обитаю на равнине:
В одном, гоним гигантским пауком,
Бегу и знаю -- он меня догонит;
В другом, с дороги сбившись, под луной
Стою и не отбрасываю тени --
Тарквинием (и столь же одинок
И полн посткоитальною печалью).
Что означает, правда, что страшусь
Себя, а не равнин. Ведь я не против
(Как все) повиноваться и стрелять --
И обитать в пещере с черным ходом.
Оно бы славно... Хоть и не могу
Поэзией наполнить эти долы,
Да дело-то, понятно мне, не в них,
Да и не в ней... Поэзия -- другое.
Казалась бы причем здесь История?
Но История как мы ее знаем — это и есть поэзия.
Сборник романтических и абсолютно не критических размышлений — о мире, о прошлом, с попытками сделать обобщения — на настоящее, в будущее.
История - это те самые "равнины" из приведенного выше стихотворения.
Всемирная История (и история любой страны) это сборник политизированного бреда, с выводами, с нравоучениями. Гете работал на Власть, Пушкин, Пастернак, Ахматова, все принимали участие в создании того романтического бреда, который окружает нас повсюду. Но перед тем как использовать романтический бред — в важный делах — нужно знать настоящую цену этому бреду и красоте замысла «Поэтов», которые создали романтическую теорию о Прошлом.
Не сделаешь правильных выводов - не заметишь, как тебя затащат на войну, как обнаружишь себя на баррикадах... Надо отделять объективность — от пропаганды, умные мысли — от дешевого треша.
"История — другое"...