Вернулись к работе. Мы собирали документалистику по русской революции. Теперь мы лучше знали, как нужно следует собирать информацию, и обращали особенное внимание на ключевых персон: Ленина, Троцкого, Горького , Свердлова, короче, всех более-менее важных деятелей, события немецкой и русской революции в их жизни, публикации печати тех лет, афиши и витрины магазинов.
Офис жил своей жизнью. Писем было много. Если Римма не успевала просмотреть почту, ее выбрасывали, не читая. Чтобы обрести мир и покой, мы с Майком арендовали еще площади в НИИ, где располагались, наняли хорошую охрану, обложились сигнализацией, восстановили заборы и до-оборудовали студию. Мы были заняты очередной работой: снимали новый полнометражный художественный фильм. Римма растраивалась: ее семейное гнездо выглядело совсем не так, как она мечтала.
По-прежнему придерживаясь исторической тематики, на сей раз мы пытались сделать то, что сделал Солженицын в романе-эпопее «Красное Колесо». Нам это частично удалось. За восемь часов хроники, конечно, нельзя полностью охватить десять лет... Но можно сделать — так, как сделали мы — показали распад цивилизации и войну, которая «обнулила» достижения нескольких столетий на громадной территории.
Нас здорово критиковали за то, что мы-де почти пренебрегли событиями в жизни Ленина. Критиковали нас несправедливо и незаслуженно. Мало кто знал тогда и знает сейчас, что в качестве пробного шара мы включили в картину несколько реальных хроник о Ленине и его жизни. Эти эпизоды пришлось вырезать. Те историки, с которыми мы советовались, буквально взрывались от возмущения тем, что Ленин был 1) не похож на себя, 2) занимался не теми делами, которые ему приписывают.
Мы не возражали, когда они заявили нам, что наша «трактовка по всем историческим нормам лженаучна, скабрезна, хулительна, неприлична, предвзята и неточна». «Он, - вопили и причитали цензоры, - даже внешне не похож на себя», и они были правы: Реальный Ленин не был похож ни на одно изображение, какое они могли видеть. Тогда-то мы и решили, что нет ни малейшего смысла задевать чью-либо религию — как бы эта Вера ни называлась.
Вообще, традиционный «ленин» - был персонажем фильма Эйзенштейна про революцию. Его играл какой-то-там рабочий. И вся будущая иконография оказалась нанизана на лицо и внешность этого харизматичного азиата. Что нам было делать, после того, как мы выяснили этот забавный факт?
Мы пересняли всего «ленина» с актерами. Поэтому в том нашем фильме почти не оказалось противоречий с общепринятыми историческими и религиозными концепциями признанных авторитетов. Противоречия были только там, где историки уже противоречат друг другу. Это было терпимым компромиссом.
Наша киноэпопея о Революции настолько мало расходится с историей (как она изложена в учебниках), что лишь несколько особенно ретивых специалистов отважились привлечь наше внимание к якобы обнаруженным неточностям. Мы еще не были готовы приступить к широкой ревизии истории, потому что не стали спорить и открывать свой источник информации.
То, что мы не стали скрывать — это огромное число афиш, газет и объявлений на немецком и арабском языках, нищету, восточные морды и костюмы — по всей России. Но это было в рамках традиционных представлений — и мало ли что находилось в «архивах» от никому не известных «документалистов».
После просмотра нашего фильма о Революции Анатолий и Джаник пожали нам руки, поздравили, и когда остались с нами двое-на-двое с решительным видом потребовали отчета: - Парни, я намерен любой ценой выяснить, откуда у вас эти киноматериалы.
Я ответил, что когда-нибудь он это узнает.
- Стоп, я имею в виду не когда-нибудь, а сегодня и сейчас. Байками насчет узбеков и особых технологий можно отделаться один раз. Меня не проведешь, других — тоже. Ну так что? Выкладывай....
Я сказал, что должен посоветоваться с компаньоном.
Обсудив назревающий конфликт, мы с Майком решили созвать общее совещание.
- Наши друзья говорят, что у них возникли трудности. Полагаю, всем вам известно, о чем идет речь.
Все были в курсе дела.
- Да... - заметил оператор Алексей. - Откуда у вас эти материалы?
Я обернулся к Майку: - Хочешь ответить?
Он мотнул головой: - У тебя лучше получается.
- Ну хорошо.... Мы не врали и не преувеличивали, утверждая, что снимали фильм сами. Все кадры до единого сняты здесь, в Москве, за последние несколько месяцев. Как это делалось - не говоря уж о том, почему и где, мы в данный момент раскрыть не можем.
Джаник возмущенно замотал головой.
Мы берем хроники старых времен — из архивов. Затем мы разлагаем фильмы на фрагменты, специальная компьютерная программы — различает отдельные персоналии и записывает эти отдельные образы в 3-д модель. Дальше несколько следующих программ делает из разных образов - совершенно новый фильм. Я не хочу вам рассказывать про свое изобретение, но — это другой подход к работе — это больше «мультяшка», чем кино. Именно оттуда — качество. Теперь про технологию. Эту программы я сложил из нескольких модулей. Люди, которые их писали — даже не думали, что так возможно. Теперь если это направление откроется — многим операторам и режиссерам старой системы — придется вообще менять работу. Давайте, не будем раскрывать — то, что будет не в наших интересах.
Наши коллеги молчали, а я продолжал вешать им на уши лапшу:
- Разрешите мне закончить. Мы все отлично знаем, что делаем хорошие деньги, причем в хорошем темпе. И можем сделать еще больше. Так как впереди нас ждут новые, не менее выгодные дела. У нас задуманы еще пять фильмов. Три из них мы хотим сделать совместно с вами, как и предыдущие. Два последних фильма объяснят вам причины всех этих детских игр в молчанку.
Эти два фильма покажут вам как наши мотивы, так и наши метод. Ну как, подойдет? Можем мы продолжать сотрудничество на такой основе?
Анатолий не был удовлетворен: - Для меня все это - пустые слова. Мы что, идиоты?
Джаник ответил, как мы можем устроить совместную работу, чтобы быстрей получить ответы на вопросы? - Еще пять фильмов. Это два, а может, четыре года.
Алексей был настроен скептически: - Кого вы думаете столько времени водить за нос? Где ваша настоящая студия? Кто ваши реальные актеры? Где берете натуру? Где достаете костюмы, бутафорию и статистов? В одном-единственном кадре у вас участвуют сорок тысяч человек, и таких кадров немало. Возможно, вы сумеете заткнуть рот мне, но кто ответит на вопросы, которые задают уважаемые эксперты? Это кино, здесь не только дураки сидят, они свое дело знают. Как, по-вашему, мы будем организовывать прокат фильмов, если ни черта не знаем о нем?
Джаник велел всем на время заткнуться и не мешать всем подумать. Нам с Майком было очень не по себе. Но что мы еще могли сделать: сказать полную правду и кончить свои дни в смирительных рубашках — еще раньше, чем получилось?
- Володя, - наконец произнес Анатолий, - может, попробуем такой ход? У нас тоже пока есть работа — этот фильм про Высоцкого. Мы другими делами заниматься не сможем. И у ребят тоже могут быть какие-то договоренности. Ты сам понимаешь, откуда могут быть их записи. И мне не хочется спорить с их крышей.
Он справедливо решил, что нам сливают секретные архивы. А мы — сливаем их. Если бы он знал, что мы сами и есть - эти самые секретные архивы...
- У нас достаточно проектов, чтобы на время забыть о расхождениях и попытаться сделать деньги на тех условиях, которые нам предлагают. Тем более, что у меня есть опасения, что их информация — закрыта не случайно. И есть вещи, которых тоже лучше не касаться....
- Но какую легенду мы дадим новому фильму? Что - опять неизвестные съемки в Узбекистане? А вдруг узбеки скажут, что мы рехнулись и что у них никогда не было подобных съемок? - усомнился Алексей.
- Кто поверит узбекам? Кого они волнуют? Возможно, некоторые даже подумают, что мы говорим правду — и там начнут шарить по задворкам в поисках нелегальной студии? Может быть, мы должны провести отвлекающие маневры и какие-то реальные съемки в Узбекистане? Вы не хотите помочь нам в отработке легенды для вашего фильма? - он посмотрел на нас.
- А что мы можем сделать? Спросил Майк.
- Пока мы снимаем фильм про Высоцкого — подумайте, что можно сделать.
- Мы подумаем.
Через два дня мы принесли ребятам документальные записи путешествия Высоцкого по Узбекистану, записи его концерта, его на рынках — в Самарканде и Бухаре.
Анатолий с уважением глянул на нас, но про источник уже не спрашивал — записи выглядели как качественная съемка скрытой камерой вполне профессиональных ГеБешников... Он даже решил, что действие фильма стоит перенести из АлмаАты — южней.
Поздней съемки фильма про Высоцкого — тоже невнятно объясняли какими-то особыми технологиями съемок, мастерством гримеров, качеством архивных записей, мастерством Безрукова.... ха-ха...
После того, как мы помогли с записями, все согласились продолжать сотрудничать, пока мы не дадим иной команды, сделали это неохотно, и были далеко не в восторге. Мы выразили горячую благодарность, и заверения, что наши коллеги не пожалеют.
У Джаника на этот счет были серьезные сомнения, но Алексей тогда ловко выпроводил всех из кабинета — амбиции - амбициями, но у каждого есть право на свой бизнес. Не грех и поработать. Еще один барьер если и не взят, то обойден.
«Революция» была выпущена в прокат, но прошла совсем не заметно, и ее кадры поздней перекочевали в несколько более коммерчески успешных фильмов к ее столетнему юбилею.
Главная особенность того, что мы посчитали провалом - оказалась в том, что из-за того, что мы слишком заботились о соответствии сюжета официальной версии — из фильма напрочь Пропала та «изюминка», которую видели мы. Отклики были в целом, благожелательными — но эффект оказался не тем, на который мы рассчитывали.
Неплохие деньги мы рассчитывали поднять на рекламе, но оказалось, что ключевой интерес в этом секторе — не качество и историческое соответствие, а только откаты. В нашем ролике Николай Второй не отрекался от престола, армию Гитлера на границе встречал сплошной огонь Красной армии. Мобильная связь «Вымпелком» - Би-лайн — говорилось в Ролике, - мы делаем мир лучше...
- Поймите, господа, втирал нам руководитель их пиар-службы - Михаил Умерович, - Вы глумитесь над покупателем и историей — на таком слабом контенте. Нам нужен модный актер, томный взгляд, катарсис — и 50% отката. Не катит ваш фюрер на катарсис...
В следующей нашей картине - «Пламя над Россией» - мы постарались исправить некоторые ошибочные представления о настоящем самодержавии, подлинной церкви и народных восстаниях 19-го века, голоде и нищете. Мы многим наступили на мозоли. К счастью, тогда историки поддержали нас. Хотя это отнюдь не входило в наши расчеты. Правильные связи, дружба и поддержка — обеспечили выход поддерживающих нас статей и исследований.
По нашей просьбе были опубликованы неизвестные до тех пор документы, удачно затерявшиеся в архивах библиотек. Не помню, кто был тогда считали себя претендентами на французский, русский и румынский трон. Нам даже пытались всучить несколько судебных исков на сумму превышавшую пределы разумного, требуя компенсации за клевету.
Адвокат, которого для нас отыскал Джаник, заманил бедолаг в суд, и там разнес в пух и прах. Неудачливые претенденты отправились восвояси на Лазурный берег — проживать там среди роскоши, которую вывезли туда их предки, доведшие страну до голодных бунтов. Так мы хорошо познакомились с нашим адвокатом Романом Свирщевским.
В разгар этих событий тон газетных комментариев стал потихоньку меняться. До сих пор на нас смотрели как на гибрид кино и истории. Но поскольку на свет божий начали выплывать давно забытые факты, двое-трое весьма известных депутатов и сенаторов все чаще стали бубнить, что не стоит, мол, ворошить прошлое, что мы, скорей всего, просто назойливые пакостники.
Лишь большие средства, выделенные нами на рекламу, и покупку историков — дежали наших недоброжелателей от более злобных выпадов.
Тут я пока прерву повествование и уделю несколько строк нашей личной жизни. Я почти ничего не говорю о Майке, главным образом потому, что он сам не говорит об этом. Он предоставляет мне вести все переговоры, тогда как сам уютно посиживает в кресле перед компьютером и забирает из прошлого новые картины. От его съемок — иногда кровь стынет в жилах. Я надрываюсь, кричу и спорю, а он сидит с невозмутимым видом и молчит.
От него часто слова не дождешься и уж тем более никогда не подумаешь, что под флегматичной невозмутимостью действует блестящий ум — и тонкое чувство юмора.
Вспоминается шутки — что есть две истории: одна то, что мы хотим о себе думать и то, что мы есть на самом деле. И эти две истории отличаются друг от друга, как парадный камзол мошенника — и его грязная душа...
Да, конечно, скрывать не буду, мы случалось, кутили, порою шумно, но обычно бывали слишком заняты, слишком увлечены делом, чтобы попусту тратить время. Римма, пока жила у меня, работала с нами, была хорошим компаньоном и для офиса и для отдыха. Молодая, красивая, она как будто бы любила меня и мое общество. Я даже подумывал, что эти отношения могут перерасти во что-то более серьезное. Однако мы оба вовремя обнаружили, что на многое смотрим совершенно по-разному. Поэтому я не испытал особого разочарования, когда она заключила контракт с компанией Джаника, и покинула нас. Контракт сулил ей многое, о чем она мечтала: внимание лично к ней, несколько второсортных ролей, какие-то деньги, самостоятельность, на что она, безусловно, вправе была рассчитывать. Материально ей живется, наверно, лучше, чем она когда-либо могла надеяться. Что у нее на душе - не знаю. Может, так оно и должно быть. Хотя, думаю, что — зря.
Надо сказать, что с самого начала мы с Майком по разному понимали конечную цель нашей деятельности. Майк оказался фанатиком — пацифистом, видившим свою цель в усовершенствовании мира. Он хотел не больше- не меньше, как навсегда избавить человечество от войн.
«Война, любил повторять он, - виновата, что человечество растратило большую часть своей истории на то, чтобы попросту выжить. C появлением атомного и биологического оружия, человечество несет заряд для своего самоуничтожения. Я хочу внести свой вклад в предотвращение войны, иначе я не вижу в своей жизни никакого смысла».
Я не верил, что человек может быть настолько амбициозен. Хотя он сказал мне об этом в первый же день нашего знакомства. Тогда я воспринял эту идею вполне однозначно — безумная дурь полуголодного энтузиаста. Сам я видел в его аппарате лишь путь к деньгам и социальному росту. И я искренне верил, что вскоре он посмотрит на мир моими глазами. Я заблуждался.
Нельзя жить и работать бок о бок с фанатиком и не заразиться его безумием: теми качествами, которые делают его достойным уважения. Когда у нас стало больше денег — любить мир оказалось проще. Заботиться о мире куда проще, когда тебе это по карману. Намного легче поступать по совести, когда у тебя материально все в порядке. Оказавшись в рамках финансового благополучия, я вдруг осознал, что мир можно сделать лучше. На этом я понял, что стал таким же психом, как Майк.
Внутренний перелом произошел во время работы над фильмом «Пламя над Россией». Но дело не в датах. С тех пор мы с Майком стали соратниками, разногласия у нас случались только по одному поводу: когда лучше сделать перерыв и пообедать. Большую часть нашего скудного досуга мы проводили в студии, он пил пиво, я — виски — и, устроившись поудобнее, работали часы напролет. Иногда после одной-двух бутылок мы включали аппарат и отправлялись в путешествие по прошлому.
Где мы только не побывали и чего только не видели.
Мы следили за пьяными выходками Есенина и Айседоры, наблюдали за похождениями Якова Блюмкина, несколько раз пересекали Сибирь вместе с Унгерном, вместе с Михаилом Фрунзе освобождали Турцию... мы видели настоящий Мулен Руж, к слову, редкостная дрянь и пошлятина. Мы видели колониальные войны в Африке и массовые казни в Японии. Никто не видел так близко извержения вулканов и цунами...
История вообще дает мало оптимизма, и мы подзаряжали друг-друга.
У Майка неизменный и острый интерес вызывала гибель тунгусского метеорита и всевозможные катастрофы с наводнениями, пожарами и эпидемиями в более далеком прошлом. Когда мир выглядел совсем иным, чем мы о нем думали. Он пытался перенестись к началу начал, к возникновению человека, нашей нынешней Вселенной.
Однако у его аппарата был предел возможностей. Во время нашего путешествия в прошлое на пятьсот лет произошел сбой подачи электроэнергии на востоке Москвы. Отключение энергии привело к выбросу серных газов на нефтеперерабатывающем заводе. Сгорели десятки трансформаторов - взятки позволили нам остаться в своем офисе, но в будущем следовало быть намного осторожней.
Подобная жизнь привела к тому, что у нас было слишком много проблем — и ни один из нас не женился. Много думать о прошлом — ведет к потерям оптимизма и веры в людей. Мы оба устали от людей, устали от алчных физиономий и жадных рук. История не учит вере в светлое будущее. Стоит ли удивляться, что в обществе, где ценятся в первую очередь богатство, власть и сила — даже та порядочность, что сохранилась, рождена пороками, трусостью, страхом перед действительностью, тревогой за завтрашний день.
Мы видели довольно много грязных, темных делишек - можете считать это подглядыванием, если хотите, - что отучили себя принимать за чистую монету внешние проявления сердечности и доброты. Всего лишь раз мы с Майком заглянули в частную жизнь человека, которого лично знали, любили и уважали.
Этого было достаточно.
С того дня мы взяли себе за правило принимать людей такими, как они есть. И ничего не знать о людях — сверх того, что они сами готовы о себе рассказать... Мои мысли опять вернулись к Римме?
Следующие наши кинокартины мы посвятили другим странам: «Свободу Европе!» о немецких войнах в середине 19-го века и «Братья и пушки» о Гражданской войне в США 1861 -1865 годов. Эти картины вышли на экран почти одновременно. Не совсем на экран. У этих картин был такой жанр, что они сразу ушли в сеть... У них была только подпись «МиР» и наши имена.
И тут грянул гром! В Европе каждый второй политикан, скопища, так называемых, «просветителей», благотворительные организации, фонды, все-все-все казенные патриоты — единой кампанией выступили в поход за нашими скальпами. Наши фотографии жгли самые уважаемые политики в Брюсселе, Швейцарии, Стокгольме...
Параллельно вспыхнули все американские организации, вроде Сыновей Американской Революции, Обществ ветеранов всех войн, Дочерей Афро-американских Церквей — вся эта братия очертя голову ринулись проклинать нас. Америка неистовствовала.
В Британии оба фильма оказались сразу же запрещены: Первый - потому что он был правдив, Второй - потому что фильм был убийственно правдив. Они фильма оставались под запретом до тех пор, пока не спохватились более либеральные политики. Запрет сняли, но фильмы так и исчезли как из проката, так и из сети. Их размещали и изымали десятки раз в день на десятках веток. Толпы возмущенных обывателей петли и веревки в Штатах — указывая на наши фильмы, как на гнусный пример русской пропаганды и манипуляции. Так как мы по прежнему придерживались легенды об «узбекском происхождении» своих фильмов — досталось и узбекам...
Страны, которые были не задеты этой компанией, благоразумно помалкивали. Но эти фильмы там тоже официально не распространялись. Судебные иски о клевете множились как грибы после дождя, и, хотя экстренные выпуски газет подымали сенсационную шумиху вокруг каждого процесса, лишь немногие знали, что мы не проиграли ни одного иска, возбужденного против нас.
Почти в каждом случае приходилось апеллировать в высшие судебные инстанции, иногда приходилось просить о переносе слушания в другой округ, но извлеченные из архивов документы — оправдывали нас без ущерба для наших карманов и престижа.
Удар, нанесенный нами по международной политике, был весьма чувствителен. Наши историки смотрели на то, что мы натворили с чужой историей и крестились. Многие из них были с нами знакомы, и они понимали, что мы имеем сказать по нашей общей истории. Мы сделали много, чтобы министром культуры в России стал тот, кто им стал. И теперь он усердно старался не вспоминать о нас.
Мы довольно убедительно показали, что никто в Истории никогда не был озарен нимбом святости. Что все сильные мира сего разных стран и особенно их предки — были далеко не ангелами.
Лондон сделал ряд гневных представлений Москве. Узбекистан получил несколько представлений из Интерпола, чтобы нас выдали, как криминальных преступников. Он пытался заявлять, что «не при делах», но кто в нашем мире поверит узбекам?...
В американском конгрессе под бурные аплодисменты и выступления конгрессменов от самых прогрессивных штатов приняли декларацию о преступной деятельности нашей кинокомпании.
Обозреватели новостных каналов подливали масла в огонь, а газеты путались в комментариях — те, кто фильм критиковал — его не видел. Те кто видели — в основном, помалкивали.
Объединение ирландских общин и несколько арабских террористических организаций открыто поддержали нас, приняв резолюции в нашу поддержку... Когда тебя поддерживают организации, которых считают террористами — это совсем не приятно.
Джаник зарегистрировал несколько торговых марок, связанных с фильмом, и мне кажется, он был единственным, кто нисколько не расстраивался, и за счет отчислений от рекламы продолжал грести деньги.
Буквально за считанные дни сложились две вполне определенные новые политичеcкие партии. Одна из них считала, что нельзя ворошить старое грязное белье, что такие вещи лучше забыть и простить, что ничего дурного в помине не было, а если и было, то все равно мы — лгуны.
Другая партия аргументировала скорее в нашу пользу. Сперва медленно и осторожно, затем все уверенней и шире стала распространяться следующая точка зрения: такие события действительно происходили и могут произойти вновь, а может быть, происходят даже и сейчас; происходили они потому, что искаженная правда слишком долго воздействовала на отношения между народами и расами.
Нас радовало, когда многие начали соглашаться, что важно уметь забывать прошлое, но гораздо важнее понять и оценить его без фальши, без мелочных придирок, без политиков и историков. Именно эту идею мы и стремились довести до общественного сознания.
Введенный в некоторых странах запрет на показ и хранение наших фильмов — мрачно предсказывал конец нашей карьеры, потому что — цитирую «нельзя безнаказанно говорить людям правду»...
Но пока все шло так, как мы рассчитывали. Мы приобрели большую известность и славу - и добрую, и дурную. В основном все объяснялось тем, что наши дела представляли интерес для средств массовой информации. Кое-что, естественно, относилось к числу сенсаций-однодневок, до которых так падки газеты. Мы остерегались наживать себе врагов в тех кругах, где нас знали, и где могут дать сдачи. Помните старую поговорку о том, что человека узнают по его врагам? Нашим могучим оружием стала антиреклама в СМИ. Мы достали всех...
продолжение - https://radmirkilmatov.livejournal.com/219002.html