Роман «Удмурт». Глава 5. Кулисы.
Краткое содержание предыдущих глав. Неудачливому актеру предложили высокооплачиваемую работу. Его вывозят загород, накачивают непонятно чем, после чего он узнает, что должен сыграть Губернатора. Внешнее сходство, чудовищное самомнение и некоторые таланты – позволяют ему убедительно показать «себя и свой край» во время визита президента. Поехали…
За десять дней до премьеры. Второй день «имперсонализаци».
Первым, кто вошел в комнату утром, был пожилой лысый полный человек.
— Как мы себя чувствуем, молодой человек? — мурлыкнул он.
Манеры и интонации было легко узнать: — Ничего - и вам того же... Вы ведь врач?
— Зовите меня доктор или Андрей Владимирович, моя фамилия Шарков, я личный врач губернатора. Кто вы такой и зачем – мне известно. Аллергии и проблем с сердцем, я слышал - у вас нет. Не возражаете приступить? - произнес он, открывая небольшой саквояж.
Я попытался отказаться, но он сказал, что так нужно, чтобы я лучше вошел в роль.
- Видите ли, перед вами стоит не столько интеллектуальная, сколько физическая и эмоциональная работа. Я предлагаю вам методы, которые используются в узких кругах. О них не пишут и не говорят, но они давно существуют. Мы введем вас в измененное состояние, а потом аккуратно выведем, чтобы не дай Боже, не создать вам психологическую травму или зависимость.
Конечно, вы можете попробовать справиться и без подобного… Но на позитиве и энтузиазме, вы сможете добиться гораздо большего. По действию это похоже на наркотик. Но – наркотики – это зло для бедных, и бизнес для выкачивания последних денег. Этакая лотерея, из которой уже не выходят… С гордостью скажу, что пока еще никого не подсадил и не подсел сам. Название всей этой хренотени вам не выдам. Что-то вроде профессиональной этики, если позволите.
- Но если это так помогает, как вы сдерживаете себя? Вы сами должны были стать зависимым.
- И потерять работу, социальные связи, семью и деньги? Я не употребляю, потому что знаю, про что говорю. Так что не переживайте. Мне, больше, чем кому-то другому, вы нужны живыми и здоровыми. Моя репутация и оценка моей работы – зависит от вас.
Я молчал, делая вид, что размышляю, а он пел соловьем:
- Мне приходилось видеть и пробовать на себе подобные «практики» в разных странах, - он изобразил улыбку на своем лице, - Но лично я предпочитаю инъекции — любому другому потреблению. Пропускать через легкие или через желудок – это примитивно и долго. Да и контролировать ваше состояние так будет проще. Я намерен ввести вас в измененное состояние на трое суток. Вернуть вас обратно я смогу за 12 часов, полностью вывести все смогу за двое суток, за которые вы отоспитесь и восстановитесь. И я сам буду рядом, чтобы постоянно контролировать ваше самочувствие. Вы будете очень живой и здоровый, и сможете за три дня сделать – столько, на что в нормальном состоянии вам потребовался бы месяц.
- Я пытался ему сказать, что я актер, и вживаться в роль — часть моей работы. Потому можно, хотя бы, снизить дозу.
Он внимательно посмотрел мне в глаза:
- Для того, чтобы это сказалось на вашем организме — доза должна быть в сто раз больше. Я как раз учел, что вы актер, и оценил ваши способности. Вам нужно пройти персонификацию, вжиться в образ, так сказать.
Кроме того, если вы позволите мне загипнотизировать вас — вы сможете сделать свою работу еще лучше.
Доктор выглядел убедительным и даже внушал доверие, насколько может внушать доверие человек, собирающийся тебя…. И хотя лично я не верю назойливой рекламе, врачам, и особенно, врачам которые лезут тебе в голову – похоже, деваться было некуда, а отступать — поздно.
Если он и шарлатан, то зарабатывал не на мне.
После недолгих размышлений я кивнул: раз надо – так надо.
- Итак, небольшой гипноз, чтобы избавить вас от лишних и ненужных мыслей… Господин Бушуев, даю слово врача, что это будет сделано только с целью – помочь предстоящей работе, и я обещаю никак не вмешиваться в ваш внутренний мир.
Он вытащил из кармана очень старые часы, стал мерить мой пульс.
Я ответил:
— Доктор, попробуйте, но меня невозможно загипнотизировать.
Я изучал эту тему и знал основные принципы гипноза. Он помогал мне в моей «работе» один- на один, когда нужно угадывать мысли и «развести» собеседника. Кроме того, приемы из гипноза бывают полезными, когда зрители поднимают шум в зале… Это помогает поставить на место самых буйных. Но ни один из моих учителей не мог загипнотизировать меня самого.
— Тогда нам придется попробовать сделать все, что можно. Представьте, что вы расслабляетесь, устраиваетесь поудобнее, мы поговорим о том, что вас беспокоит. Он говорил всякую чушь про то, как кровь бежит, как я чувствую свое тело, про внешние границы моего тела, как я чувствую кожей одежду, как лежит ключ в кармане, как я чувствую купюру в кармане рубашки.
Он держал часы перед моим носом, вертел ими, покачивал ими, хотя давно уже измерил мой пульс. Я хотел попросить его убрать их, так как свет от них слепил мне глаза, но решил, что не вежливо делать замечания малознакомому человеку намного тебя старше.
Я не уверен, что можно расслабить и загипнотизировать человека в состоянии наркотического воздействия. Но воздух вокруг становился все более вязким, тягучим, он начинал пахнуть специями, было тепло, удобно, я расслабился и ничего не чувствовал. В конце- концов, я провалился в какое-то забытие.
Когда я проснулся и открыл глаза, прошло какое-то время. Мозг чувствовал подъем, а доктор сидел двух метрах от меня, просматривая мою документальную хронику.
Он поставил второй укол – и ушел в угол комнаты, чтобы не мешать. Мы вместе смотрели на экран – и я любовался своей ролью.
Подготовка шла в той же комнате, где и началась. Сколько дней она проходила — я не знаю, так как потерял контроль за часами и днями. Я смотрел хронику и компьютерные файлы, из-за психотропов почти не ел, почти не спал, если не считать редкого короткого сна – и только под гипнозом.
На губернатора было много видео–материалов, и они были бесконечны: проблема состояла в том, чтобы грамотно распределить время: сколько я могу усвоить, чтобы нервная система не была переполнена.
Не знаю, в какой момент я почувствовал симпатию к своему персонажу. Доктор уверял, что он не внушал мне этого. Кто знает, с одной стороны, он утверждал, что у него есть устаревшие представления о врачебной этике, с другой стороны, он разбирался в странных вещах и работал на политиков, а там обман является частью Игры.
Но симпатия к своему персонажу – это неизбежный спутник моей профессии; наверно, если мне пришлось бы играть убийцу и маньяка, он бы тоже стал нравиться мне. Чтобы вжиться в роль, человек должен превратиться в своего персонажа, почувствовать его изнутри. А нормальный человек не имеет выбора: либо он нравится сам себе, либо нет, и тогда кончает жизнь самоубийством. Третьего не дано. Со мной никогда не происходило настолько глубокой персонификации.
Наверно, понять – значит простить,
я стал лучше понимать губернатора.
даже те его черты, которые вызывали во мне неприятие.
Жестокость, грубость, жесткость, умение размазать человека на месте, инстинкт убийцы, когда ему зачем-то было нужно кого-то воспитывать или прилюдно унизить.
Не самая скверная моя роль –актеры обычно не выбирают себе ролей.
На пятый день мы начали публичную персонификацию. Я переоделся, сидел в Его кресле в Его костюме, надевал Его лицо, мы ходили по «его» кабинету, несколько раз выходили наружу, в коридор. Несколько встреченных человек назвали меня «шефом». Все это делалось для того, чтобы помочь мне вжиться в образ. С другой стороны, возможно, что некоторые знали о том, что на самом деле происходило в этом «Доме»...
Меня фотографировали и снимали на камеру, потом мы просматривали уже эти кадры «нон-стопом», пополам с настоящей хроникой. За всю неделю я практически не выходил из образа.
Через неделю мы достигли стадии генеральной репетиции. О том, что я подменяю Шефа, на даче знали несколько человек. Не могу сказать точно, кто догадывался, а кто нет, но мне было позволено расслабляться и задавать вопросы только в присутствии Лены, Доктора и Быкова. Я был уверен, что администратор дачи что-то знал о подмене, но он ни разу не дал этого понять. Он был зрелых лет, бывшим военным и бандюком – с характерным квадратным подбородком и твердо поджатыми губами.
Точно было еще трое, которые знали обо мне. Но их не было на Даче. Они прикрывали нас, держали ситуацию под контролем, командовали аппаратом и посылали сообщения для прессы. Это были Илья Соловьев, который отвечал за отношения со СМИ, Олег Габиуллин и некто «Сергей Юрьевич», о котором я тоже неоднократно слышал. Олег не занимал никаких должностей в администрации, но был в курсе всех дел, определял распорядок, этакий «министр без портфеля». Думаю, что Олег за спиной администрации осуществлял параллельный надзор и контроль за всем, что происходило в регионе. В некотором роде его можно назвать «Смотрящим за губернатором». Еще одним владельцем «образа», распорядителем бренда. Пауком, который, вроде бы, не имел права на свое «я» и свое мнение. Однако каким-то образом, везде был и тоже решал вопросы.
Если в курсе дела был кто-то еще, то сообщать об этом мне, видимо, считали нецелесообразным.
Персонал на Даче могли видеть только то, что им позволяли видеть. А что-то конкретное они не понимали. Входящим меня туда не видели. А к тому времени, как увидели, я уже был «Им».
Гримом я пользоваться не стал. Грим можно заметить на близком расстоянии; искусственные накладки даже если и похожи на кожу, то могут подвести в любой момент. Я только осветлил свое лицо косметическими масками, и Доктор сделал инъекции ботокса в скулы, придав физиономии изнутри более «властное» выражение. Мне пришлось также осветлить и немного проредить свои волосы.
Я чувствовал, как эта роль начинает менять меня самого. Не знаю: плохо это или хорошо, но существует такое понятие профессиональная деформация. Грубо говоря, все бухгалтеры — обязаны быть трусами, юристы — занудами, врачи — циниками. Это не сто процентов. Но сложно представить себе храброго бухгалтера и искреннего актера. А если и возможно, то там будет маска и игра.
Любая роль — требует безоговорочной веры в свой образ. И чем больше я походил на политика внешне, тем больше, наверно, я соответствовал его внутреннему «миру». Мало-помалу я уходил в свой образ с головой.
Кроме того, политический деятель состоит из команды хорошо сработавшихся людей. И когда они вели себя со мной, как с губернатором, я начинал особенно верить им. Такая роль – приятна, она действует расслабляюще, на видео все вокруг буквально поклонялись ему. Я был лидер и авторитет. Даже не смотря на то, что в отношениях с московскими политиками – губернатор словно сходил с пьедестала – и там оказывался совершенно другой человек.
На шестой день, когда предварительная персонификация заканчивалась, на дачу приехали Габиуллин и Соловьев. Быков привел их в кабинет. Я был там, встал и сказал:
– Привет. Олег. Рад тебя видеть, Леонид.
Приветствие было теплым, но обыденным. Ведь эти люди расстались с Шефом недавно – около двух недель разлуки и ничего больше. Я шагнул им навстречу и протянул руку.
Олег бросил на меня быстрый взгляд, и подыграл мне. Он пожал мне руку и невозмутимо ответил:
– Рад вас видеть, шеф.
Он был совсем невысок, волосат, средних лет, похожий сразу и на ученого, и на картежника.
– Случилось что-нибудь за время моего отсутствия?
– Только рутина. Я уже передал Лене все материалы.
– Прекрасно.
Я повернулся к Соловьеву и снова протянул руку.
Он не пожал ее. Вместо этого он упер руки в бока и присвистнул:
– Вот это да! Кажется, мы сможем провести все, как надо.
Он снова окинул меня взглядом с головы до ног и добавил:
– Повернитесь-ка, Слава, и пройдитесь, я хочу посмотреть, как вы ходите.
Я понял, что действительно испытываю раздражение, которое, наверное, испытал бы Шеф, если бы встретился лицом к лицу с такой наглостью, и это, конечно, отразилось на моем лице. Быков тронул Илью за рукав и быстро сказал:
– Перестань. Ты помнишь, о чем мы с тобой договорились?
– Да полная ерунда! – ответил Леонид. – Комната полностью изолирована. Я хотел бы убедиться сам, что он подходит.
Но Быков взял Леонида за руку и сказал:
– Лень, завязывай. Ты находишься на моей территории, и я приказываю. Мы ведем сложную игру, и ни на секунду не прекращаем ее. Будьте все очень внимательны. Илья, мы все согласились, и все именно так и будет. Иначе кто-нибудь из нас облажается в самый неподходящий момент.
Соловьев взглянул на него, затем на меня и пожал плечами: – Хорошо-хорошо. Я просто хотел проверить… ведь, кроме всего прочего, это была моя идея. – Он криво улыбнулся:
– Здравствуйте, Шеф. Рад, что вы готовы.
У слова «шеф» была немного издевательская интонация, но я ее пропустил и ответил:
– Тоже рад, что вы приехали, Леонид. Есть ли что-нибудь особо важное или я смогу продолжить работу?
– Как будто нет. Пресс-конференций не планируется, никаких встреч, никаких материалов или журналистов, – я видел, что он наблюдает за тем, как я восприму это. Я кивнул:
– Очень хорошо.
У Доктора хранилось столько стимулирующих средств, что я не спал сутками. Удивительно, сколько можно сделать, если работать по двадцать четыре часа в сутки, когда никто не мешает, а наоборот, все стараются помочь, чем только можно.
Лена сохраняла записи любых выступлений Шефа. У Нее вообще было сильно развито чувство истории: она следила за сохранностью любых материалов. Ее архив был заполнен записями в компьютерных файлах, видео, аудио, и наверно, даже на боббинах. Если бы не эта ее странная особенность, мне было бы не с чем работать над ролью.
Персонификация — часть актерской профессии. Я стал убеждаться, что президент — человек моего склада характера. Или, по крайней мере, такой, каким я считал себя. Он был личностью, роль которой я начинал гордиться играть. Но что скрывать, если бы мне пришлось Мефистофеля, я стал бы верить, если не в Черта напрямую, то по крайне мере, в положительную логику его существования.
Первые занятия по вживанию в образ, оказались не такими сложными по сравнению с последовавшими. Ролью я, в основном, овладел. Но теперь мне следовало как можно больше узнать о человеке, который служил прообразом для меня. Передо мной была поставлена задача быть Им при любых обстоятельствах.
Мне придется встречаться с сотнями, а может быть и с тысячами людей. Олег Габиуллин предполагал ограждать меня от большинства людей — ссылками на то, что я очень занят и постоянно работаю. Но тем не менее, встречаться с людьми мне приходилось. Губернатор – это политический деятель – и никуда от этого не денешься. Те рискованные представления, которое я начал давать каждый день, делал возможным только архив Лены.
Вообще, практика собирать архивы на политиков — не нова. Этим начали заниматься еще в середине 20-го века. Политика — это искусство работать именно с людьми. И архив содержал сведения обо всех или почти всех людях, с которыми Губернатор имел дело или когда-либо встречался за свою долгую деятельность. Такие архивы позволяли облегчить политическим деятелям личные отношения с бесконечным множеством людей. Такая система была впервые известена в Штатах при Эйзенхауэре. И такая система, и он оказался так же революционен, как метод Станиславского для актерской игры или изобретение Клаузевицем штабного командования в военном деле.
Я никогда раньше не подозревал о подобных штуках, пока Лена не показала мне архив. Это было очень подробное собрание сведений о разных людях. Каждое досье содержало в себе то, что он узнал о человеке во время личной встречи, как бы тривиальны эти сведения не были.
Здесь были не только архивы нынешнего губернатора, но и грамотно собранные архивы нескольких предыдущих Глав региона. Были особые папки про федералов, москвичей, про «Самого»…. Архив держал информацию о тысячах людей. Ведь самое тривиальное и привычное для любого человека является для него и самым важным: имена и уменьшительные прозвища жен и детей, Дни рождений, домашние животные, любимые блюда и напитки, предрассудки и чудачества. За всем этим обязательно следовала дата и место встречи, а также замечания о последующих встречах с данной персоной.
Часто прилагалось фото соответствующего лица. Здесь не было, да и не могло быть «малозначительных сведений». Иногда в архиве была информация, полученная из других источников, а не во время встречи Губернатора с данным человеком. Все это зависело от политической значимости конкретной персоны. Иногда эта посторонняя информация приобретала вид целой биографии, насчитывающей несколько страниц. Лена постоянно носила при себе небольшой диктофон. И часто она надиктовывал свои впечатления на бумагу – или на диктофон. У нее в секретариате были две помощницы, которые, по ее словам, не знали куда себя деть от безделья.
Когда Лена показала мне архив, от края — до края целиком, а он был очень велик – в основном, видео фильмы, я испугался. Конечно, я представлял себе и раньше, как обширны были Его знакомства и связи.
Когда она сообщила мне, что все это – данные о его знакомых, я возмутился, закрыл глаза, и издал нечто среднее между ужасом и стоном.
– Я же говорил, что никогда не смогу сделать этого. Разве в силах человеческих запомнить все это!
– Ну конечно, нет.
– Но вы же сами сказали, что это то, что ему было важно помнить о своих друзьях и знакомых.
– Нет. Я сказала, что это то, что он хотел бы помнить. Но, поскольку это невозможно, политикам необходим такой архив. Не волнуйтесь: запоминать вам ничего не придется - совсем. Я просто хотела, чтобы вы знали о существовании такого архива. А о том, что перед визитом любого посетителя у нас будет десять минут на изучение соответствующего досье. Так что, если появится необходимость, у вас будут все необходимые материалы.
И глядя мне в глаза она улыбнулась: - То, что вы видите, это лишь самая старая часть архива. Большая часть информации последних пятнадцати лет сразу заносилась на компьютер.
Глава 6. Теневое правительство.
Тот, кто предполагает, что все важное в нашей стране происходит в высоких кабинетах, никогда не готовил барбекю на даче. Наоборот, самое важное происходит в самом низу - у берегов реки: загородный воздух, пение птиц, огороженное пространство, беседка, дым костра, умеренный алкоголь – это придает любому разговору атмосферу неторопливой задушевности, которая позволяет не только выяснить разность взглядов, но и договориться об общих интересах.
Лев Толстой писал, что смысл существованию мужчины – придает только физический труд. Так что самостоятельно приготовленное барбекю около берега реки, старые друзья и разговор на чистоту – возможно, самое изысканное удовольствие для настоящих ценителей власти и денег.
Уважаемый когда-то в регионе мент, потом бандит, а сегодня – московский чиновник Сергей Юрьевич в местной резиденции лично приветствовал двух своих смотрящих в регионе: Быкова и Габиуллина.
– Нанять его не составило труда, он сам пошел на контакт. Наверно, не стоило сильно завышать ему гонорар, но в тот момент я был уверен, что платить ему не придется.
Это была идея Шаркова, вывезти актера и провести с ним глубокую персонификацию. Он утверждал, что погружение в чужую личность на психоделиках – позволяет вылепить нужный типаж - почти из любого человека. Вопрос был только во внешнем сходстве, а так же в том, насколько быстро это произойдет – и как надолго.
Он изучал, как подобная персонификация помогает в лечении буйных душевнобольных, и делает их более пригодными для психотерапии. Одновременное воздействие приемов НЛП, гипноза и психоделиков – может сделать из любого человека податливую протоплазму. Несколько десятилетий, - хмыкнул Быков, – и такие практики наверняка будут применяться на каждом углу.
Честно говоря, то, как доктор «перекроил» актера, вызывает у меня оторопь. Получается, что так можно перекроить любого человека изнутри и заменить, и подобные методы давно существуют. И хотя это избавляет врачей от необходимости вскрывать череп… по мне вскрытие черепа, как–то, честнее, что ли… По крайней мере, скальпелем – это медицина, а теперь Шаркова я даже побаиваюсь…
Как вы знаете, наш первоначальный план был намного проще – показать губернатора в здравом уме, но временной нетрудоспособности в больничной палате. Прорабатывали основные варианты: перелом ноги, гипс, ограниченная трудоспособность, коляска или костыли – но тут сам актер заявил, что так сделать будет сложней. Увечье наоборот привлечет к губернатору больше внимание, и шансы на успех будут ниже. Акцент на нетрудоспособности губернатора – совсем не то, что нам будет нужно. В итоге, он оказался на высоте.
– Я видел. Что с самим?
– Совсем сдулся. Никаких улучшений.
– Новый явно лучше. Сможем ли мы держать его под контролем?
– Думаю, на месяц или даже два его хватит легко. У вас есть кандидаты на замену?
– Есть несколько компромиссных вариантов. Но лучше не раскачивать сейчас ситуацию – и выждать. Если ничего снаружи не изменится – нет повода менять… Когда у нас выборы? Через полтора года? На них пока и рассчитываем. Твое мнение, Олег?
– Я был готов к первой встрече, но все равно был поражен внешним и… особенно внутренним сходством. Меня несколько настораживает, как актер уверенно вошел в эту роль. Да, мы его тщательно готовим, но он может импровизировать. Пока нам это не мешало, наоборот… но что, если вдруг… Не может ли у него оказаться собственных амбиций?
– Уверен, что деньги он любит больше, чем власть. Если бы было иначе, это как-то проявилось бы в нем раньше. Ты сам сказал, что больших импровизаций он себе не позволяет, и только по тем вопросам, которые ты с ним прорабатывал. Он умный, но мне кажется, без особой хитрости.
– Когда ты играешь такую роль, как президента, губернатора, начальника… тщеславие может не только помогать, но и выйти на первый план. Принять маску президента - приятней и проще, чем роль преступника. Актер это наверняка понимает и ценит...
– Должен отметить, что ТАМ (на этом слове Сергей Юрьевич сделал ударение) он произвел хорошее впечатление. Понравился. Шустрый, уверенный, при том, даже – с каким-то внутренним стержнем, достоинством, не нарывающийся на внимание и на похвалу. Не замечал это раньше у нашего губернатора, - усмехнулся он.
Своих целей мы, в целом, добились. Субсидии на строительство и прямые инвестиции в инфраструктуру будут увеличены. Причем, сильно. Так что губернатор – можно сказать, наконец-то стал хорошо работать и кормить нас.
– Что с подозреваемыми? – С.Ю. сменил тему.
– Только подозрения, кому это может быть выгодно.
– Ну так это почти всем. Другой губернатор – это другая команда, другие люди, другое перераспределение средств. Контроль за краевым бюджетом – это считай, не меньше пятой части его размера за год – грязными. За такие деньги – в наших с вами-то краях убить может любой, - улыбнулся С.Ю., – Подробно, как самочувствие?
– Он? Все еще без сознания. Доктор проверил все возможные яды, вирусы. Сейчас он очень осторожно консультируется у своих экстрасенсов и психологов.
– Вот как? Вы до сих пор даже не поняли, был ли он отравлен?
– Загвоздка в том, что мы не можем признаться, что с ним… Его недоброжелатели затаились, возможно, ожидая от нас паники, истерики и реакции, мы стараемся делать вид, что ничего не произошло.
– Пока никто себя никак не выдал, либо не уверены в успехе – либо осторожничают.
– А если подтолкнуть и намекнуть?
– Не было такой идеи. В курсе меньше десяти человек. Пока ничего сами не придумали. Мы же не станем объявлять публичный тендер в интернете – на лучшую идею замочить губернатора… Или конкурс на лучший детский рисунок в этом направлении… - хохотнул Быков.
– Если своих идей нет – то, может быть, сделать это в чужом регионе через какого-нибудь карманного блоггера? Привлечь внимание к этой теме и оставить следы? Да блоггер сразу сдаст нас к такой-то матери.
– А как вы думаете, те, кто это сделал – хотели его не убить, а именно вывести из Игры? Ведь тем, кто его отравил, было бы проще и удобнее – просто убить его? У него есть недоброжелатели. Губернатор – пусть сам и ничего не решает, но это лучший способ нанести удар по нашим финансовым интересам. Сейчас мы это понимаем особенно хорошо…
– Смерть – пожалуй, была бы проще. Но его не убили, а вывели из Игры. Следовательно, здесь наши противники не простые бандиты и отморозки, а те, которые следуют неким неписаным правилам в Политике. Скорей всего, потому что с той стороны действуют не в одиночку.
– Таким образом, именно версия яда – сейчас для нас является основной. Что-то вроде яда с отсроченным действием, передаваемого через предмет или рукопожатие, третий вариант, что кто-то отравил воздух вокруг него неизвестным токсичным, быстрораспадающимся ядом, возможно, нервно-паралитического действия. Возможно, другие участники той встречи тоже пострадали — или получили противоядие.
– Да. Но сам Шарков склоняется к более извращенным вариантам. Потому что если б там был яд, тогда доктор давно уже понял, с чем имеет дело – и приступил к терапии. Но все дело в том, что он не понимает, что с шефом произошло.
- Неужели никакие врачи не могут проконсультировать?
Шарков всерьез считает, что проблема в области эзотерики, что мы столкнулись с мало известной формой дистанционного воздействия, и здесь применены неизвестные нам техники, так сказать, дистанционного гипноза. Шарков консультировался с известными одному ему консультантами по африканским культам.
Сергей Юрьевич охнул, перекрестился и тихо спросил: – Вуду?
– Похоже, что-то подобное. Эта версия сейчас тоже в числе основных. Доктор по прежнему не исключает яды, но боится, что имело место нечто такое, перед чем традиционная медицина бессильна: прорыв энергетики, гипнотическое внушение, «телекинетическое» влияние на личность. Мы не афишируя, постарались выяснить, но пока тоже без результата.
Наши специалисты использовали все известные им способы обнаружения чуждого воздействия. Если предположить самое худшее, то кто-то мог основательно пробить его энергетику, покопаться в его мозгах, повлиять на его волевые качества. И мы этого, похоже, никогда не узнаем.
Сергей Юрьевич помрачнел и отошел к реке.
Побродив по берегу, он вернулся.
– Подтверждаю. Пусть все остается так, как есть. С актером договорись на продолжение персонификации. Не важно, как вы ему промоете мозги: с помощью ли наркотиков, гипноза или еще каким НЛП. Но он нам будет нужен здоровым. Заплати, и не мне тебе учить, играй на его «эго». Он должен быть податливым и контролируемым. Если он так понравился – пусть живет. Убрать и заменить его мы еще успеем.
За десять дней до премьеры. Второй день «имперсонализаци».
Первым, кто вошел в комнату утром, был пожилой лысый полный человек.
— Как мы себя чувствуем, молодой человек? — мурлыкнул он.
Манеры и интонации было легко узнать: — Ничего - и вам того же... Вы ведь врач?
— Зовите меня доктор или Андрей Владимирович, моя фамилия Шарков, я личный врач губернатора. Кто вы такой и зачем – мне известно. Аллергии и проблем с сердцем, я слышал - у вас нет. Не возражаете приступить? - произнес он, открывая небольшой саквояж.
Я попытался отказаться, но он сказал, что так нужно, чтобы я лучше вошел в роль.
- Видите ли, перед вами стоит не столько интеллектуальная, сколько физическая и эмоциональная работа. Я предлагаю вам методы, которые используются в узких кругах. О них не пишут и не говорят, но они давно существуют. Мы введем вас в измененное состояние, а потом аккуратно выведем, чтобы не дай Боже, не создать вам психологическую травму или зависимость.
Конечно, вы можете попробовать справиться и без подобного… Но на позитиве и энтузиазме, вы сможете добиться гораздо большего. По действию это похоже на наркотик. Но – наркотики – это зло для бедных, и бизнес для выкачивания последних денег. Этакая лотерея, из которой уже не выходят… С гордостью скажу, что пока еще никого не подсадил и не подсел сам. Название всей этой хренотени вам не выдам. Что-то вроде профессиональной этики, если позволите.
- Но если это так помогает, как вы сдерживаете себя? Вы сами должны были стать зависимым.
- И потерять работу, социальные связи, семью и деньги? Я не употребляю, потому что знаю, про что говорю. Так что не переживайте. Мне, больше, чем кому-то другому, вы нужны живыми и здоровыми. Моя репутация и оценка моей работы – зависит от вас.
Я молчал, делая вид, что размышляю, а он пел соловьем:
- Мне приходилось видеть и пробовать на себе подобные «практики» в разных странах, - он изобразил улыбку на своем лице, - Но лично я предпочитаю инъекции — любому другому потреблению. Пропускать через легкие или через желудок – это примитивно и долго. Да и контролировать ваше состояние так будет проще. Я намерен ввести вас в измененное состояние на трое суток. Вернуть вас обратно я смогу за 12 часов, полностью вывести все смогу за двое суток, за которые вы отоспитесь и восстановитесь. И я сам буду рядом, чтобы постоянно контролировать ваше самочувствие. Вы будете очень живой и здоровый, и сможете за три дня сделать – столько, на что в нормальном состоянии вам потребовался бы месяц.
- Я пытался ему сказать, что я актер, и вживаться в роль — часть моей работы. Потому можно, хотя бы, снизить дозу.
Он внимательно посмотрел мне в глаза:
- Для того, чтобы это сказалось на вашем организме — доза должна быть в сто раз больше. Я как раз учел, что вы актер, и оценил ваши способности. Вам нужно пройти персонификацию, вжиться в образ, так сказать.
Кроме того, если вы позволите мне загипнотизировать вас — вы сможете сделать свою работу еще лучше.
Доктор выглядел убедительным и даже внушал доверие, насколько может внушать доверие человек, собирающийся тебя…. И хотя лично я не верю назойливой рекламе, врачам, и особенно, врачам которые лезут тебе в голову – похоже, деваться было некуда, а отступать — поздно.
Если он и шарлатан, то зарабатывал не на мне.
После недолгих размышлений я кивнул: раз надо – так надо.
- Итак, небольшой гипноз, чтобы избавить вас от лишних и ненужных мыслей… Господин Бушуев, даю слово врача, что это будет сделано только с целью – помочь предстоящей работе, и я обещаю никак не вмешиваться в ваш внутренний мир.
Он вытащил из кармана очень старые часы, стал мерить мой пульс.
Я ответил:
— Доктор, попробуйте, но меня невозможно загипнотизировать.
Я изучал эту тему и знал основные принципы гипноза. Он помогал мне в моей «работе» один- на один, когда нужно угадывать мысли и «развести» собеседника. Кроме того, приемы из гипноза бывают полезными, когда зрители поднимают шум в зале… Это помогает поставить на место самых буйных. Но ни один из моих учителей не мог загипнотизировать меня самого.
— Тогда нам придется попробовать сделать все, что можно. Представьте, что вы расслабляетесь, устраиваетесь поудобнее, мы поговорим о том, что вас беспокоит. Он говорил всякую чушь про то, как кровь бежит, как я чувствую свое тело, про внешние границы моего тела, как я чувствую кожей одежду, как лежит ключ в кармане, как я чувствую купюру в кармане рубашки.
Он держал часы перед моим носом, вертел ими, покачивал ими, хотя давно уже измерил мой пульс. Я хотел попросить его убрать их, так как свет от них слепил мне глаза, но решил, что не вежливо делать замечания малознакомому человеку намного тебя старше.
Я не уверен, что можно расслабить и загипнотизировать человека в состоянии наркотического воздействия. Но воздух вокруг становился все более вязким, тягучим, он начинал пахнуть специями, было тепло, удобно, я расслабился и ничего не чувствовал. В конце- концов, я провалился в какое-то забытие.
Когда я проснулся и открыл глаза, прошло какое-то время. Мозг чувствовал подъем, а доктор сидел двух метрах от меня, просматривая мою документальную хронику.
Он поставил второй укол – и ушел в угол комнаты, чтобы не мешать. Мы вместе смотрели на экран – и я любовался своей ролью.
Подготовка шла в той же комнате, где и началась. Сколько дней она проходила — я не знаю, так как потерял контроль за часами и днями. Я смотрел хронику и компьютерные файлы, из-за психотропов почти не ел, почти не спал, если не считать редкого короткого сна – и только под гипнозом.
На губернатора было много видео–материалов, и они были бесконечны: проблема состояла в том, чтобы грамотно распределить время: сколько я могу усвоить, чтобы нервная система не была переполнена.
Не знаю, в какой момент я почувствовал симпатию к своему персонажу. Доктор уверял, что он не внушал мне этого. Кто знает, с одной стороны, он утверждал, что у него есть устаревшие представления о врачебной этике, с другой стороны, он разбирался в странных вещах и работал на политиков, а там обман является частью Игры.
Но симпатия к своему персонажу – это неизбежный спутник моей профессии; наверно, если мне пришлось бы играть убийцу и маньяка, он бы тоже стал нравиться мне. Чтобы вжиться в роль, человек должен превратиться в своего персонажа, почувствовать его изнутри. А нормальный человек не имеет выбора: либо он нравится сам себе, либо нет, и тогда кончает жизнь самоубийством. Третьего не дано. Со мной никогда не происходило настолько глубокой персонификации.
Наверно, понять – значит простить,
я стал лучше понимать губернатора.
даже те его черты, которые вызывали во мне неприятие.
Жестокость, грубость, жесткость, умение размазать человека на месте, инстинкт убийцы, когда ему зачем-то было нужно кого-то воспитывать или прилюдно унизить.
Не самая скверная моя роль –актеры обычно не выбирают себе ролей.
На пятый день мы начали публичную персонификацию. Я переоделся, сидел в Его кресле в Его костюме, надевал Его лицо, мы ходили по «его» кабинету, несколько раз выходили наружу, в коридор. Несколько встреченных человек назвали меня «шефом». Все это делалось для того, чтобы помочь мне вжиться в образ. С другой стороны, возможно, что некоторые знали о том, что на самом деле происходило в этом «Доме»...
Меня фотографировали и снимали на камеру, потом мы просматривали уже эти кадры «нон-стопом», пополам с настоящей хроникой. За всю неделю я практически не выходил из образа.
Через неделю мы достигли стадии генеральной репетиции. О том, что я подменяю Шефа, на даче знали несколько человек. Не могу сказать точно, кто догадывался, а кто нет, но мне было позволено расслабляться и задавать вопросы только в присутствии Лены, Доктора и Быкова. Я был уверен, что администратор дачи что-то знал о подмене, но он ни разу не дал этого понять. Он был зрелых лет, бывшим военным и бандюком – с характерным квадратным подбородком и твердо поджатыми губами.
Точно было еще трое, которые знали обо мне. Но их не было на Даче. Они прикрывали нас, держали ситуацию под контролем, командовали аппаратом и посылали сообщения для прессы. Это были Илья Соловьев, который отвечал за отношения со СМИ, Олег Габиуллин и некто «Сергей Юрьевич», о котором я тоже неоднократно слышал. Олег не занимал никаких должностей в администрации, но был в курсе всех дел, определял распорядок, этакий «министр без портфеля». Думаю, что Олег за спиной администрации осуществлял параллельный надзор и контроль за всем, что происходило в регионе. В некотором роде его можно назвать «Смотрящим за губернатором». Еще одним владельцем «образа», распорядителем бренда. Пауком, который, вроде бы, не имел права на свое «я» и свое мнение. Однако каким-то образом, везде был и тоже решал вопросы.
Если в курсе дела был кто-то еще, то сообщать об этом мне, видимо, считали нецелесообразным.
Персонал на Даче могли видеть только то, что им позволяли видеть. А что-то конкретное они не понимали. Входящим меня туда не видели. А к тому времени, как увидели, я уже был «Им».
Гримом я пользоваться не стал. Грим можно заметить на близком расстоянии; искусственные накладки даже если и похожи на кожу, то могут подвести в любой момент. Я только осветлил свое лицо косметическими масками, и Доктор сделал инъекции ботокса в скулы, придав физиономии изнутри более «властное» выражение. Мне пришлось также осветлить и немного проредить свои волосы.
Я чувствовал, как эта роль начинает менять меня самого. Не знаю: плохо это или хорошо, но существует такое понятие профессиональная деформация. Грубо говоря, все бухгалтеры — обязаны быть трусами, юристы — занудами, врачи — циниками. Это не сто процентов. Но сложно представить себе храброго бухгалтера и искреннего актера. А если и возможно, то там будет маска и игра.
Любая роль — требует безоговорочной веры в свой образ. И чем больше я походил на политика внешне, тем больше, наверно, я соответствовал его внутреннему «миру». Мало-помалу я уходил в свой образ с головой.
Кроме того, политический деятель состоит из команды хорошо сработавшихся людей. И когда они вели себя со мной, как с губернатором, я начинал особенно верить им. Такая роль – приятна, она действует расслабляюще, на видео все вокруг буквально поклонялись ему. Я был лидер и авторитет. Даже не смотря на то, что в отношениях с московскими политиками – губернатор словно сходил с пьедестала – и там оказывался совершенно другой человек.
На шестой день, когда предварительная персонификация заканчивалась, на дачу приехали Габиуллин и Соловьев. Быков привел их в кабинет. Я был там, встал и сказал:
– Привет. Олег. Рад тебя видеть, Леонид.
Приветствие было теплым, но обыденным. Ведь эти люди расстались с Шефом недавно – около двух недель разлуки и ничего больше. Я шагнул им навстречу и протянул руку.
Олег бросил на меня быстрый взгляд, и подыграл мне. Он пожал мне руку и невозмутимо ответил:
– Рад вас видеть, шеф.
Он был совсем невысок, волосат, средних лет, похожий сразу и на ученого, и на картежника.
– Случилось что-нибудь за время моего отсутствия?
– Только рутина. Я уже передал Лене все материалы.
– Прекрасно.
Я повернулся к Соловьеву и снова протянул руку.
Он не пожал ее. Вместо этого он упер руки в бока и присвистнул:
– Вот это да! Кажется, мы сможем провести все, как надо.
Он снова окинул меня взглядом с головы до ног и добавил:
– Повернитесь-ка, Слава, и пройдитесь, я хочу посмотреть, как вы ходите.
Я понял, что действительно испытываю раздражение, которое, наверное, испытал бы Шеф, если бы встретился лицом к лицу с такой наглостью, и это, конечно, отразилось на моем лице. Быков тронул Илью за рукав и быстро сказал:
– Перестань. Ты помнишь, о чем мы с тобой договорились?
– Да полная ерунда! – ответил Леонид. – Комната полностью изолирована. Я хотел бы убедиться сам, что он подходит.
Но Быков взял Леонида за руку и сказал:
– Лень, завязывай. Ты находишься на моей территории, и я приказываю. Мы ведем сложную игру, и ни на секунду не прекращаем ее. Будьте все очень внимательны. Илья, мы все согласились, и все именно так и будет. Иначе кто-нибудь из нас облажается в самый неподходящий момент.
Соловьев взглянул на него, затем на меня и пожал плечами: – Хорошо-хорошо. Я просто хотел проверить… ведь, кроме всего прочего, это была моя идея. – Он криво улыбнулся:
– Здравствуйте, Шеф. Рад, что вы готовы.
У слова «шеф» была немного издевательская интонация, но я ее пропустил и ответил:
– Тоже рад, что вы приехали, Леонид. Есть ли что-нибудь особо важное или я смогу продолжить работу?
– Как будто нет. Пресс-конференций не планируется, никаких встреч, никаких материалов или журналистов, – я видел, что он наблюдает за тем, как я восприму это. Я кивнул:
– Очень хорошо.
У Доктора хранилось столько стимулирующих средств, что я не спал сутками. Удивительно, сколько можно сделать, если работать по двадцать четыре часа в сутки, когда никто не мешает, а наоборот, все стараются помочь, чем только можно.
Лена сохраняла записи любых выступлений Шефа. У Нее вообще было сильно развито чувство истории: она следила за сохранностью любых материалов. Ее архив был заполнен записями в компьютерных файлах, видео, аудио, и наверно, даже на боббинах. Если бы не эта ее странная особенность, мне было бы не с чем работать над ролью.
Персонификация — часть актерской профессии. Я стал убеждаться, что президент — человек моего склада характера. Или, по крайней мере, такой, каким я считал себя. Он был личностью, роль которой я начинал гордиться играть. Но что скрывать, если бы мне пришлось Мефистофеля, я стал бы верить, если не в Черта напрямую, то по крайне мере, в положительную логику его существования.
Первые занятия по вживанию в образ, оказались не такими сложными по сравнению с последовавшими. Ролью я, в основном, овладел. Но теперь мне следовало как можно больше узнать о человеке, который служил прообразом для меня. Передо мной была поставлена задача быть Им при любых обстоятельствах.
Мне придется встречаться с сотнями, а может быть и с тысячами людей. Олег Габиуллин предполагал ограждать меня от большинства людей — ссылками на то, что я очень занят и постоянно работаю. Но тем не менее, встречаться с людьми мне приходилось. Губернатор – это политический деятель – и никуда от этого не денешься. Те рискованные представления, которое я начал давать каждый день, делал возможным только архив Лены.
Вообще, практика собирать архивы на политиков — не нова. Этим начали заниматься еще в середине 20-го века. Политика — это искусство работать именно с людьми. И архив содержал сведения обо всех или почти всех людях, с которыми Губернатор имел дело или когда-либо встречался за свою долгую деятельность. Такие архивы позволяли облегчить политическим деятелям личные отношения с бесконечным множеством людей. Такая система была впервые известена в Штатах при Эйзенхауэре. И такая система, и он оказался так же революционен, как метод Станиславского для актерской игры или изобретение Клаузевицем штабного командования в военном деле.
Я никогда раньше не подозревал о подобных штуках, пока Лена не показала мне архив. Это было очень подробное собрание сведений о разных людях. Каждое досье содержало в себе то, что он узнал о человеке во время личной встречи, как бы тривиальны эти сведения не были.
Здесь были не только архивы нынешнего губернатора, но и грамотно собранные архивы нескольких предыдущих Глав региона. Были особые папки про федералов, москвичей, про «Самого»…. Архив держал информацию о тысячах людей. Ведь самое тривиальное и привычное для любого человека является для него и самым важным: имена и уменьшительные прозвища жен и детей, Дни рождений, домашние животные, любимые блюда и напитки, предрассудки и чудачества. За всем этим обязательно следовала дата и место встречи, а также замечания о последующих встречах с данной персоной.
Часто прилагалось фото соответствующего лица. Здесь не было, да и не могло быть «малозначительных сведений». Иногда в архиве была информация, полученная из других источников, а не во время встречи Губернатора с данным человеком. Все это зависело от политической значимости конкретной персоны. Иногда эта посторонняя информация приобретала вид целой биографии, насчитывающей несколько страниц. Лена постоянно носила при себе небольшой диктофон. И часто она надиктовывал свои впечатления на бумагу – или на диктофон. У нее в секретариате были две помощницы, которые, по ее словам, не знали куда себя деть от безделья.
Когда Лена показала мне архив, от края — до края целиком, а он был очень велик – в основном, видео фильмы, я испугался. Конечно, я представлял себе и раньше, как обширны были Его знакомства и связи.
Когда она сообщила мне, что все это – данные о его знакомых, я возмутился, закрыл глаза, и издал нечто среднее между ужасом и стоном.
– Я же говорил, что никогда не смогу сделать этого. Разве в силах человеческих запомнить все это!
– Ну конечно, нет.
– Но вы же сами сказали, что это то, что ему было важно помнить о своих друзьях и знакомых.
– Нет. Я сказала, что это то, что он хотел бы помнить. Но, поскольку это невозможно, политикам необходим такой архив. Не волнуйтесь: запоминать вам ничего не придется - совсем. Я просто хотела, чтобы вы знали о существовании такого архива. А о том, что перед визитом любого посетителя у нас будет десять минут на изучение соответствующего досье. Так что, если появится необходимость, у вас будут все необходимые материалы.
И глядя мне в глаза она улыбнулась: - То, что вы видите, это лишь самая старая часть архива. Большая часть информации последних пятнадцати лет сразу заносилась на компьютер.
Глава 6. Теневое правительство.
Тот, кто предполагает, что все важное в нашей стране происходит в высоких кабинетах, никогда не готовил барбекю на даче. Наоборот, самое важное происходит в самом низу - у берегов реки: загородный воздух, пение птиц, огороженное пространство, беседка, дым костра, умеренный алкоголь – это придает любому разговору атмосферу неторопливой задушевности, которая позволяет не только выяснить разность взглядов, но и договориться об общих интересах.
Лев Толстой писал, что смысл существованию мужчины – придает только физический труд. Так что самостоятельно приготовленное барбекю около берега реки, старые друзья и разговор на чистоту – возможно, самое изысканное удовольствие для настоящих ценителей власти и денег.
Уважаемый когда-то в регионе мент, потом бандит, а сегодня – московский чиновник Сергей Юрьевич в местной резиденции лично приветствовал двух своих смотрящих в регионе: Быкова и Габиуллина.
– Нанять его не составило труда, он сам пошел на контакт. Наверно, не стоило сильно завышать ему гонорар, но в тот момент я был уверен, что платить ему не придется.
Это была идея Шаркова, вывезти актера и провести с ним глубокую персонификацию. Он утверждал, что погружение в чужую личность на психоделиках – позволяет вылепить нужный типаж - почти из любого человека. Вопрос был только во внешнем сходстве, а так же в том, насколько быстро это произойдет – и как надолго.
Он изучал, как подобная персонификация помогает в лечении буйных душевнобольных, и делает их более пригодными для психотерапии. Одновременное воздействие приемов НЛП, гипноза и психоделиков – может сделать из любого человека податливую протоплазму. Несколько десятилетий, - хмыкнул Быков, – и такие практики наверняка будут применяться на каждом углу.
Честно говоря, то, как доктор «перекроил» актера, вызывает у меня оторопь. Получается, что так можно перекроить любого человека изнутри и заменить, и подобные методы давно существуют. И хотя это избавляет врачей от необходимости вскрывать череп… по мне вскрытие черепа, как–то, честнее, что ли… По крайней мере, скальпелем – это медицина, а теперь Шаркова я даже побаиваюсь…
Как вы знаете, наш первоначальный план был намного проще – показать губернатора в здравом уме, но временной нетрудоспособности в больничной палате. Прорабатывали основные варианты: перелом ноги, гипс, ограниченная трудоспособность, коляска или костыли – но тут сам актер заявил, что так сделать будет сложней. Увечье наоборот привлечет к губернатору больше внимание, и шансы на успех будут ниже. Акцент на нетрудоспособности губернатора – совсем не то, что нам будет нужно. В итоге, он оказался на высоте.
– Я видел. Что с самим?
– Совсем сдулся. Никаких улучшений.
– Новый явно лучше. Сможем ли мы держать его под контролем?
– Думаю, на месяц или даже два его хватит легко. У вас есть кандидаты на замену?
– Есть несколько компромиссных вариантов. Но лучше не раскачивать сейчас ситуацию – и выждать. Если ничего снаружи не изменится – нет повода менять… Когда у нас выборы? Через полтора года? На них пока и рассчитываем. Твое мнение, Олег?
– Я был готов к первой встрече, но все равно был поражен внешним и… особенно внутренним сходством. Меня несколько настораживает, как актер уверенно вошел в эту роль. Да, мы его тщательно готовим, но он может импровизировать. Пока нам это не мешало, наоборот… но что, если вдруг… Не может ли у него оказаться собственных амбиций?
– Уверен, что деньги он любит больше, чем власть. Если бы было иначе, это как-то проявилось бы в нем раньше. Ты сам сказал, что больших импровизаций он себе не позволяет, и только по тем вопросам, которые ты с ним прорабатывал. Он умный, но мне кажется, без особой хитрости.
– Когда ты играешь такую роль, как президента, губернатора, начальника… тщеславие может не только помогать, но и выйти на первый план. Принять маску президента - приятней и проще, чем роль преступника. Актер это наверняка понимает и ценит...
– Должен отметить, что ТАМ (на этом слове Сергей Юрьевич сделал ударение) он произвел хорошее впечатление. Понравился. Шустрый, уверенный, при том, даже – с каким-то внутренним стержнем, достоинством, не нарывающийся на внимание и на похвалу. Не замечал это раньше у нашего губернатора, - усмехнулся он.
Своих целей мы, в целом, добились. Субсидии на строительство и прямые инвестиции в инфраструктуру будут увеличены. Причем, сильно. Так что губернатор – можно сказать, наконец-то стал хорошо работать и кормить нас.
– Что с подозреваемыми? – С.Ю. сменил тему.
– Только подозрения, кому это может быть выгодно.
– Ну так это почти всем. Другой губернатор – это другая команда, другие люди, другое перераспределение средств. Контроль за краевым бюджетом – это считай, не меньше пятой части его размера за год – грязными. За такие деньги – в наших с вами-то краях убить может любой, - улыбнулся С.Ю., – Подробно, как самочувствие?
– Он? Все еще без сознания. Доктор проверил все возможные яды, вирусы. Сейчас он очень осторожно консультируется у своих экстрасенсов и психологов.
– Вот как? Вы до сих пор даже не поняли, был ли он отравлен?
– Загвоздка в том, что мы не можем признаться, что с ним… Его недоброжелатели затаились, возможно, ожидая от нас паники, истерики и реакции, мы стараемся делать вид, что ничего не произошло.
– Пока никто себя никак не выдал, либо не уверены в успехе – либо осторожничают.
– А если подтолкнуть и намекнуть?
– Не было такой идеи. В курсе меньше десяти человек. Пока ничего сами не придумали. Мы же не станем объявлять публичный тендер в интернете – на лучшую идею замочить губернатора… Или конкурс на лучший детский рисунок в этом направлении… - хохотнул Быков.
– Если своих идей нет – то, может быть, сделать это в чужом регионе через какого-нибудь карманного блоггера? Привлечь внимание к этой теме и оставить следы? Да блоггер сразу сдаст нас к такой-то матери.
– А как вы думаете, те, кто это сделал – хотели его не убить, а именно вывести из Игры? Ведь тем, кто его отравил, было бы проще и удобнее – просто убить его? У него есть недоброжелатели. Губернатор – пусть сам и ничего не решает, но это лучший способ нанести удар по нашим финансовым интересам. Сейчас мы это понимаем особенно хорошо…
– Смерть – пожалуй, была бы проще. Но его не убили, а вывели из Игры. Следовательно, здесь наши противники не простые бандиты и отморозки, а те, которые следуют неким неписаным правилам в Политике. Скорей всего, потому что с той стороны действуют не в одиночку.
– Таким образом, именно версия яда – сейчас для нас является основной. Что-то вроде яда с отсроченным действием, передаваемого через предмет или рукопожатие, третий вариант, что кто-то отравил воздух вокруг него неизвестным токсичным, быстрораспадающимся ядом, возможно, нервно-паралитического действия. Возможно, другие участники той встречи тоже пострадали — или получили противоядие.
– Да. Но сам Шарков склоняется к более извращенным вариантам. Потому что если б там был яд, тогда доктор давно уже понял, с чем имеет дело – и приступил к терапии. Но все дело в том, что он не понимает, что с шефом произошло.
- Неужели никакие врачи не могут проконсультировать?
Шарков всерьез считает, что проблема в области эзотерики, что мы столкнулись с мало известной формой дистанционного воздействия, и здесь применены неизвестные нам техники, так сказать, дистанционного гипноза. Шарков консультировался с известными одному ему консультантами по африканским культам.
Сергей Юрьевич охнул, перекрестился и тихо спросил: – Вуду?
– Похоже, что-то подобное. Эта версия сейчас тоже в числе основных. Доктор по прежнему не исключает яды, но боится, что имело место нечто такое, перед чем традиционная медицина бессильна: прорыв энергетики, гипнотическое внушение, «телекинетическое» влияние на личность. Мы не афишируя, постарались выяснить, но пока тоже без результата.
Наши специалисты использовали все известные им способы обнаружения чуждого воздействия. Если предположить самое худшее, то кто-то мог основательно пробить его энергетику, покопаться в его мозгах, повлиять на его волевые качества. И мы этого, похоже, никогда не узнаем.
Сергей Юрьевич помрачнел и отошел к реке.
Побродив по берегу, он вернулся.
– Подтверждаю. Пусть все остается так, как есть. С актером договорись на продолжение персонификации. Не важно, как вы ему промоете мозги: с помощью ли наркотиков, гипноза или еще каким НЛП. Но он нам будет нужен здоровым. Заплати, и не мне тебе учить, играй на его «эго». Он должен быть податливым и контролируемым. Если он так понравился – пусть живет. Убрать и заменить его мы еще успеем.